Всего лишь на двух примерах я смог показать, что Мария Магдалина являлась с большим вероятием женой Иисуса, поэтому и играла такую важную роль, возвышаясь даже над всеми апостолами и, в частности, над самим Петром. Она была приближена к Иисусу на правах законной супруги, поэтому имела привилегию, как женщина, возлежать за трапезой на его лоне, не бросая тень обвинения в плотском грехе на себя и Христа. Можно предположить, что в этот трагический момент перед распятием они были особенно близки и не скрывали своих чувств. Их поведение могло носить также ритуальный характер, поскольку они символизировали священный брак царя и его невесты. К сожалению, Р. Хузино не хочет обсуждать эту тему, боясь “зайти слишком далеко”. А зря. Это прибавило бы доводов к его и без того весомой аргументации в пользу авторства Марии Магдалины. Недавно научному обществу был презентован отрывок из коптского гностического текста, датируемого IV в., в котором Мария Магдалина была прямо названа “женой” Иисуса. Это вызвало, прямо-таки истерику у разного рода “консерваторов”, и некоторые из них бросились даже опровергать подлинность артефакта, хотя вскоре она была подтверждена [Корягин 47]. Однако непонятно, к чему возникла вся эта паника, если даже без этого отрывка, из уже существующих древних текстов, можно было сделать однозначный вывод об “интимных” отношениях между Христом и Магдалиной? И если ученые не желают признать её законной женой, то им в таком случае ничего не остаётся, как провозгласить её “тайной любовницей” Иисуса. Но разве это лучшая альтернатива?
Иисус не был целибатом, как бы это не раздражало сторонников аскетизма, считающих любой секс, даже в браке, грехом и осквернением, а воздержание от него “чистотой” и “невинностью”.
“Павел, сторонник целибата, не говорит: «Посмотрите на Иисуса!», приводя в пример новый стиль жизни, – пишет М. Старбёрд. – Вместо этого он говорит: посмотрите на меня (1 Кор 7:7-8). Можем ли мы предположить, что если бы Павел говорил о целибате, зная, что Иисус не женат, то он скорее всего привёл бы в пример именно Иисуса, а не себя? Полагаю – да” [Старбёрд 81, стр. 65].
Очевидно, Павел тоже отошел от иудейских стандартов и допустил отход от Закона Моисея, предписывающего жениться каждому мужчине. Но при этом оставаться безбрачным Павел рекомендует “по моему совету” (1 Кор 7:40), т. е. не по образцу, который он мог бы увидеть в лице Господа Иисуса.
В четвёртом Евангелии есть еще два места, имеющих непосредственное отношение к делу. Это брак в Кане Галилейской и помазание в Вифании – тоже своего рода “брак”.
О свадьбе в Кане сообщается только в иоанновском материале, остальные евангелисты почему-то скрывают этот факт, несмотря на ошеломляющее чудо превращения воды в вино. И не просто чудо – а “начало знамениям”, через которое Иисус “явил славу свою”. Сам эпизод является, видимо, частью подлинного первоначального литературного “слоя” четвёртого Евангелия, будучи свидетельством непосредственно автора. Если верна гипотеза, что им была Магдалина, то хорошо объяснимо, почему только в её Евангелии сохранилось описание брака и чуда превращения воды в вино. Прочие евангелисты предпочли совсем не упомянуть об этом. И это очень странно, если событие было подлинным. Какие-то личные мотивы помешали им включить рассказ о браке в Кане в свои Евангелия. Тут может быть только одно правдоподобное объяснение: эта свадьба была как-то связана с Иисусом и вообще с женской тематикой, что и вызывало неприятие у церковной партии “антифеминистов”. Самым логичным объяснением было бы предположение, что брак в Кане являлся свадьбой самого Иисуса с его невестой – Марией Магдалиной. Уже то, что в канонической версии не говорится, чьим был этот брак, наводит на размышления. Ведь ничто не мешало очевидцу назвать имя жениха (для четвёртого Евангелия вообще характерны подробности с указанием имён действующих лиц и названий мест в разных эпизодах, причем там, где синоптики хранят о них молчание).
Фальсификация так и осталась бы незамеченной, если бы не одно “но”… То, как описывается брак, заставляет признать, что Иисус и его мать являлись принимающей стороной торжества, поскольку они оба отдают приказания и распоряжения слугам, чего в чужом доме на чужой свадьбе не могло быть, если бы они были обычными приглашенными гостями. Иисус распоряжается наполнить водой кувшины, а затем почерпнуть из них в кубок и отнести на пробу “архитриклину” (Ин 2:8). Тот, испробовав вино, но не зная, откуда оно появилось, “зовёт жениха”, т. е. самого Иисуса, который приказал слугам отнести его распорядителю, и удивляется, почему он “хорошее вино сберёг доселе”.
Но по понятным причинам в последующие редакции были внесены определённые изменения, в результате которых Иисус и его мать превращаются в простых гостей брака, а имя Магдалины не упоминается вовсе (хотя, быть может, она сама предпочла о себе не говорить в данном случае открыто). Присутствие матери хорошо объясняется тем, что, во-первых, дом в Кане мог быть их семейным владением (у многих авторитетных библеистов Назарет как место жительства святой семьи вызывает обоснованный скепсис[1]); ну и присутствие на свадьбе матери жениха, а также учеников как вероятных свидетелей (а их, насколько известно, выбирают из друзей, ср. Ин 15:14, 3:29), тоже, соответственно, объяснимо. В других случаях мать уже не появляется вплоть до распятия, т. е. она фигурирует в двух ключевых моментах жизни своего Сына, к которым следует прибавить также и третий (по синоптикам) – рождество.
Реконструкция Ин 2:1-2 будет выглядеть примерно так:
“И была свадьба Иисуса в Кане Галилейской, и там была Его мать; позваны были на свадьбу и Его ученики”.
Я не исключаю, что брак в Кане мог быть “закрытым” торжеством, только для посвященных, в котором участвовали ближайшие родственники семьи, домашние слуги и ученики Иисуса, но не было никаких посторонних гостей, а само событие широко не разглашалось. Это могло быть связано скорее всего с опасениями за судьбу тех, кто был особенно близок к человеку, которого готовили к служению “священного царя”, и прежде всего это касалось его возлюбленной “невесты”, которая, как мы убедимся, в мистерии мессианского посвящения играла ключевую роль. М. Старбёрд считает, что этот “брак хранился в глубокой тайне, чтобы защитить Иисуса, Марию и их (вероятных) потомков от преследования римлян” [Старбёрд 81, стр. 84]. Возможно, в этом заключалась причина, почему описание брака оказалось настолько закамуфлированным, что из него практически невозможно понять, кто именно был женихом и невестой, и почему о нём умолчали другие евангелисты.
Брак этот в то же время не был обычным, на нём получили своё воплощение древние “языческие” таинства. На браке в Кане Иисус повторил чудо Диониса, по мановению руки которого вода превращалась в крепкое вино[2]. Дионис превращает воду в вино во время своего брака с Ариадной [Фрек, Ганди 88, гл. 5, 16]. То же знамение обращения воды в вино часто сопровождало и культ Диониса. Жрицы gerairai (‘почтенные’), во время праздника Анфестерий игравшие роль спутниц Диониса Менад, имели власть обращать воду в вино в день “открытия бочек”, а старшую из них отдавали в жены “богу” в ритуале “священного брака”. Вино, которое пили вакханки, признавалось кровью растерзанного Диониса [Буркерт 10, стр. 411]. Считалось, что в Теосе на празднике в честь Диониса вода источника превращалась в вино, а в Элисе три чаши, оставленные с вечера пустыми в наглухо закрытой комнате, наутро оказывались полными вина [Диодор III, 66, 2; Павсаний VI, 2, 6,1-2. Элиаде 99, стр. 319]. Напрашивается однозначная параллель между Дионисом и Ариадной с одной стороны, и Иисусом и Марией с другой. Следовательно, Магдалина для Иисуса была тем же, чем и Ариадна для Диониса. Прочие же женщины, сопровождавшие Спасителя, стало быть, символизировали вакханок/менад Диониса. Таким образом, само по себе чудо превращения воды в вино служит доказательством того, что брак в Кане был браком Иисуса, представшим как бы в облике нового Диониса, в то время как Мария Магдалина играла роль новой Ариадны.
“Дионисийские” мотивы в Евангелиях проявляются в том, что Иисус приближал к себе блудниц и даже заявлял, что они наследуют Царство Божье раньше тех, кто строго соблюдает все заповеди (Мф 21:31-32, Лк 15:1); пил вино, называл себя “лозой”, сравнивал царство Божье с “виноградником”, а христиан с работниками в винограднике (Мф 20:1-16), устроил триумфальное шествие на осле, как и Дионис, которому приветствующие его люди махали пальмовыми листьями, и т. д. Подражание Дионису видно и по его странствиям, и чудесам, и растерзанию титанами с последующим воскрешением. У античных греков вино считалось кровью Диониса. Точно также Иисус назвал вино своей кровью. Стало быть, евхаристия – это дионисийское таинство. Известная цитата Климента Александрийского гласит: “Растерзание Диониса есть распятие Логоса” [цит. по: Мережковский 56, стр. 46]. Имеются раннехристианские изображения Христа в катакомбах в облике Орфея (Вакха-Диониса) [73].
Другой след авторства и одновременно близких интимных отношений между Марией и Иисусом содержится в описании обряда помазания на Вечере в Вифании. Здесь всё еще более занимательно, так как на этот раз ритуал продемонстрировал символику их сакрального брака, в котором они совершили мистерию, далеко выходящую за рамки иудаизма и своими корнями простирающуюся в глубокую архаику языческих культов Египта, Ханаана, Шумера и Индии. Иисус и Мария Магдалина посредством этого обряда воплощали собой архетипы божественных супругов в ближневосточных культах умирающих и воскресающих богов – как, например, шумерская пара богиня Инанна и её возлюбленный Думузи, египетские боги Исида и Осирис, или подобные им Шива и его Шакти индуистского пантеона. Смысл обряда заключался в создании парой сексуального союза с сакральной целью – чтобы посредством “священного секса” обрести познание мира и высших сфер, развить сверхспособности и достичь божественности и бессмертия. Данная практика имелась во всех развитых религиозных системах древности и существует до сих пор (например, известный “тантрический секс”). Помазание жениха-царя носило в них сексуальный характер и выполнялось царской “невестой”, которая представляла собой народ (в Новом Завете церковь ассоциируется с Женой). Она должна была соединиться с царём в брачной церемонии, которую и символизировало “помазание”, и, тем самым, она провозглашала избранного царя божественным Помазанником. Но в иудаизме эта роль перешла к пророкам и священникам, что указывает на искажение древней традиции в семитском патриархальном обществе, где женщины занимали низкое бесправное положение. Таким образом, помазание Иисуса происходило не по библейским стандартам, а это значит, что он не мог считаться еврейским Мессией, так как был помазан не по канонам иудейской религии, к тому же женщиной, которую иудеи расценивали как “падшую”.
“Чистое нардовое масло” обычно привозилось из Индии, так как изготовлялось из цветка нард, родиной которого была Индия. Оно стоило годового заработка среднего рабочего, что указывает на то, что Мария обладала внушительным состоянием. И это помимо того, что она еще спонсировала движение. В Ин 12:3 говорится, что она отирала своими волосами ноги Иисуса. Но по иудейским законам женщину с распущенными волосами позволялось видеть лишь мужу, а если она появлялась в таком виде на глазах у других мужчин, то это могло служить поводом для обвинений в распутстве и развода. Нет ничего удивительного в том, что она действительно могла быть принята за “грешницу” (Лк 7:39), но именно в иудейской среде, т. е. посторонними наблюдателями, сообразно их маргинальным представлениям о благочестии и “богоугодности” жизни. Более того, в еврейской практике женщинам было запрещено проводить какие-либо священные религиозные обряды, в том числе даже молиться дома, читать Тору и носить филактерии [Пикнетт 66, стр. 91][3]. Повсюду следуя в качестве ученицы за Иисусом, Мария Магдалина вела жизнь “бродяжки”, а это также было иудаизмом строго запрещаемо. По словам Филона Иудея, “женщина не должна показываться на улицах, словно бродяжка, перед глазами других мужчин” [цит. по: Хоскинс 90, стр. 483]. Таким же “бесстыдным” образом вели себя и другие женщины в общине Иисуса, покинув своих мужей, как это сделала, например, Иоанна, жена Хузы (Лк 8:3). Всё это на благочестивого иудея могло производить лишь шокирующее впечатление. Иудаизм запрещал женщинам становиться ученицами у другого мужчины помимо своих мужей, а если муж не был раввином, то обучаться религии она вообще не могла никак.
Теологи от иудеохристианства почему-то никак не могут взять в толк, что такое поведение было открытым игнорированием иудейских законов, поощрением всего того, что входило с ними в противоречие, и одновременно являлось демонстрацией близких, скорее всего брачных отношений Иисуса и Марии. Ответ Иисуса ученикам, возмущенным неоправданной с их точки зрения тратой средств: “Нищих всегда имеете с собой, а меня не всегда” (12:8) сказан вопреки предписанию Моисеева Закона: “Ибо нищие всегда будут среди земли; потому Я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей” (Втор 15:11). Иисус считал себя важнее нищих, и поэтому нарушение Торы не представляло для него никакой проблемы. По справедливому мнению Л. Пикнетт, всё это свидетельствует о нееврейской национальности Иисуса и Марии, ибо они “оба ведут себя, как иностранцы в чужой земле” [Пикнетт 66, стр. 91].
В данном случае уместно всё же говорить не о ритуальном сексе, а лишь о самой символике “священного брака” – реализации на Вечере в Вифании основных элементов обряда, предваряющего погребение и возрождение. Помазание служило духовным знаком, приуготовлявшим к “священному браку” перед символической “смертью” божества, а сам союз с “богиней” должен был состояться уже после его “воскрешения” или “воцарения” в загробном мире – согласно мистериальной концепции архаического культа. Это полностью соответствует поздней церковной традиции, когда женщины, берущие на себя монашеские обеты и отказывающиеся от замужества, воспринимают себя в качестве “невест Христовых”, стремящихся на брачный пир к своему “небесному Жениху” (ср. с притчей о десяти девах в Мф 25:1-12). И это показывает, какого рода был брак Иисуса и Марии Магдалины. Он больше похож на ритуальный брак. Когда ей явился воскресший Христос, Мария бросилась к нему в объятия, что выглядит вполне естественно, если они были близки. Но он сказал: μή μου ἅπτου – букв. “не обнимай меня, не прижимайся”. Будучи еще в земной плоти, Иисус запрещает ей касаться себя, мотивируя это тем, что он еще не взошел к Отцу (Ин 20:17). Потому что только там, на небе, мы достигнем истинного единения. Достижение сизигии (соединения мужского и женского начал) в гностицизме понималось как восстановление утраченной полноты (андрогинности). У гностиков Спаситель соединяется с заблудшей душой, ниспадшей в материю, для её избавления. Говоря языком гностиков, в ритуальном браке Иисуса и Магдалины последняя символизирует “падшую Софию”, что, видимо, послужило впоследствии основой для создания мифа, будто она являлась реальной “блудницей”. Так утверждали те, кто не понимал духовной сути христианских таинств.
Гностики в половом акте видели союз с божественным началом, происходивший через церемонию “брачного чертога”. В специально приготовленных для этого спальнях мужчина и женщина вступали между собой в физическую связь, не доходя, однако, до полного телесного соития. Заключенный союз символизировал единение с Божеством[4]. Таинство брачного чертога, описанное в Евангелии от Филиппа[5], ученые считают литургическим действом, которое практиковали гностики [Рудольф 114]. Это впоследствии послужило соблазном для посторонних наблюдателей и спровоцировало клеветнические обвинения гностиков в плотском невоздержании, оргиях, свальном грехе и причащении спермой (как “телом Христовым”) и менструальной кровью [Шандель 94, стр. 29-31][6]. Но ритуалы гностиков всего лишь своеобразно воспроизводили вифанское помазание. Они понимали его скрытое эзотерическое значение, в отличие от профанов. Неудивительно, что практиковавшие такие религиозные сексуальные ритуалы гностики “карпократиане”, по мнению Пикнетт, могли унаследовать эту доктрину в качестве “тайного учения Марии Магдалины, Марфы и Саломии” [Пикнетт 66, стр. 83][7].
Мария как жрица делает Иисуса Христом и Царём именно в Вифании, помазывая его специальным елеем в преддверии страдания и погребения, что может служить косвенным указанием на её отношение к египетскому культу Исиды и Осириса, в котором совершались аналогичные ритуалы. Параллелей с иудаизмом здесь нет и не может быть. Как жрица Исиды она даже могла изображать саму Исиду, как это происходило в ежегодных египетских мистериях, проводимых в память о воскрешении Осириса. Это видно по тому, что в Ин 20:13-15 она почти дословно повторяет плач и стенание Исиды об убитом Осирисе: “Они взяли его! Они спрятали его от глаз моих! Молю, скажите мне, где лежит его тело?” Точно также Мария сетует ангелам и “садовнику” на то, что тело Господа украдено и она не знает, “где его положили”. Занимательно при этом, что жрецы Осириса, которые олицетворяли его самого, иногда именовались “садовниками” [Пикнетт 66, стр. 185]. В гностических текстах Иисус называет Марию “Всё”, а также “женщиной, которая знает всё” (Беседа Спасителя, 53)[8]. Египетская богиня любви Исида также известна по египетским надписям под именем “Та, которая есть Всё” [108; Пикнетт 66, стр. 123].
Христианское предание приписывает Марии Магдалине путешествие в Рим и аудиенцию у императора Тиберия. Она дарит ему яйцо, которое на его глазах покраснело. Как известно, яйцо у древних египтян посвящалось Исиде, поэтому жрецы никогда не употребляли их в пищу [78, стр. 551-552]. Крашеные яйца находят в древнейших египетских захоронениях [124]. То, что в современной церковной практике называется “куличами”, приносилось на алтарь Исиды как символ фаллоса Осириса, после обретения которого он “воскресает”, а разукрашенные во все цвета радуги яйца при этом раздавались народу [Гунько 19]. Во время праздника весны египтяне ими обменивались и подвешивали как священные символы возрождения в храмах [Блаватская 6, стр. 532-533]. Птица Бенну (Феникс), которая олицетворяла душу Осириса, изображалась сидящей на камне конической яйцеобразной формы. Он устанавливался на вершинах пирамид и имел значение оплодотворяемого мирового яйца [59]. Чтобы окончательно убедиться в египетских корнях такой обрядности, следует вспомнить и про творожную “пасху”, по форме напоминающую египетские пирамиды. Иероглифическое имя Исиды включает в себя символ яйца, подразумевая материнскую роль Исиды – материнство и плодородие [125]. Нередко Солнце на египетских фресках изображалось в виде красного яйца (овальной формы). Случайна ли связь Марии Магдалины с символом яйца и, соответственно, с египетскими мистериями в свете гипотезы о том, что она сама являлась жрицей Исиды? Это исключено, это явно не совпадение. Такую “случайность” просто трудно представить ввиду всех приведенных поразительных фактов, указывающих на такую связь.
Некоторые экзегеты не склонны отождествлять Марию, сестру Лазаря и Марфы, с Марией Магдалиной. Другие пускаются в еще большие заблуждения, полагая, что евангелисты сообщают даже о трёх помазаниях (Ориген, Феофилакт), исходя из соображений мнимой достоверности и непогрешимости всех Евангелий, в которых, по их воззрению, не может быть противоречий и ошибок. Однако описание события представляет собой два или три разных варианта одного и того же священного таинства, поэтому они между собой не совпадают, прежде всего – по месту действия, но и по характеристике главной героини тоже. Однако всё же речь в них идёт об одной и той же женщине, как мы убедимся. В Ин Марфа и Мария появляются внезапно, но создаётся впечатление, что тесные отношения между Иисусом и этими женщинами уже существовали ранее, до его прихода в Вифанию. В двух из трёх описаний помазание в Вифании связано с приготовлением к погребению (Мк 14:8 = Мф 26:12 и Ин 12:7). Но именно такое погребальное помазание собирается совершить Мария Магдалина, придя утром в воскресенье к гробнице. В Ин 12:7 есть слова, которые с несомненностью указывают, что Мария Магдалина была той самой Марией, которая помазала Христа, и она же принесла благовония на заре следующего за субботой дня, чтобы совершить погребальный ритуал. Когда Иуда и другие ученики стали негодовать по поводу траты столь драгоценного масла, Иисус возразил им: “Оставьте её, чтобы (ἵνα) на день Моего погребения она сберегла его”. Имя Магдалины не всегда упоминается в эпизодах с её участием. Например, в Ин 20:11 и 20:16 она названа просто Марией, как и в Ин 12:3. В новозаветных текстах везде, где речь идёт о женщинах по имени Мария, но отличных от Магдалины, даётся дополнительное пояснение – “иная Мария”, “Мария такая-то” или “Мария, мать того-то или тех-то”. Следовательно, в том случае, если упомянуто имя Марии без какой-либо дополнительной атрибуции, то это значит речь идет о ἡ Μαριὰμ – “той самой Марии”, что имеет место в Ин 12:3[9].
Впервые Магдалину с сестрой Марфы и Лазаря отождествил Ипполит Римский в своих комментариях на Песнь Песней, сравнивая её с возлюбленной “сестрой-невестой” из этой книги[10], а вслед за ним и многие западные отцы церкви – Тертуллиан, Амвросий, Иероним, Августин, папа Григорий, Рабан Мавр и др. Однако в восточной православной церкви, начиная с Иоанна Златоуста, получила распространение другая традиция, ошибочная – что это были разные женщины [Мельников 54]. В своём календаре восточная церковь отмечает дни этих женщин отдельно[11]. Впрочем, такая позиция была аргументирована лишь на почве непонимания и неадекватной оценки имеющихся в Евангелиях разночтений и несоответствий и не учитывала тех свидетельств, которые противоречат ей.
> В ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ <
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Назарет не встречается ни в римских архивах, ни в хрониках Иосифа Флавия, ни на картах того времени, ни в кумранских свитках, его нет и в Талмуде. Он возник не ранее 80-х гг. н. э., а расцвет его приходится лишь спустя три века. Как мы убедимся из нижеследующих фактов, название Назарет скорее всего было производным от понятия “назирута” (учение “назореев”, возглавляемых Иоанном Крестителем). Название Назарет – грекоязычное, поскольку содержит греческий суффикс активного действия ‑et, неупотребимый в древнееврейском.
[2] Когда армия индийского царя Дериада подходит к реке, по мановению руки Диониса вода превращается в крепкое вино, и воины Дериада, мучимые жаждой, кидаются к этой реке и пьют до тех пор, пока опьянение, бред и бешенство не овладевают ими [Менар 55, стр. 247-248].
[3] Рабби Элиезер (I в.): “Пусть лучше слова Торы будут сожжены, чем доверены женщине” (Мишна. Сота 3,4) [Хоскинс 90, стр. 37].
[4] “Одни из них (маркосиан) устраивают брачный чертог и совершают тайноводство с произнесением каких-то слов над посвящаемыми и утверждают, что совершаемое ими есть духовный брак, подобно горним четам” [Епифаний 31, стр. 49].
[5] “Если брак осквернённый скрыт, насколько более брак неоскверненный тайна истинная? Он – не плотский, но чистый, он принадлежит не желанию, но воле. Он принадлежит не тьме и ночи, но принадлежит он дню и свету… Если некто становится сыном чертога брачного, он получит свет. Если некто не получил его в этих местах, он не сможет получить его в том месте. Того, кто получил свет сей, не увидят и не смогут схватить” (Евангелие от Филиппа 122,127).
[6] Впрочем, какие-то группы, практиковавшие подобные ритуалы, действительно существовали, и их обличали сами гностики. Во II Книге Йеу (XLIII, 55) говорится: “Не давайте их (таинства) тем, кто служит десяти силам Великого Архонта, т. е. тем, кто вкушает кровь очищения их нечистоты с истечением мужским… их бог – лукавый”; Пистис София (IV, 147): “Сказал Фома: «Мы слышали, что есть некоторые на земле, которые берут сперму мужчин и менструальную кровь женщины и помещают их в чечевицу и едят её, говоря: «Мы веруем в Исава и Иакова». Подобает это или нет?” – Иисус же разгневался на мир в тот час и сказал Фоме: “Истинно говорю тебе, что все грехи и все беззакония этот грех превосходит…”
[7] Она ссылается на Пейджелс [64, стр. 114]. У самой Пейджелс, со ссылкой на Иринея, лишь говорится о прибытии в Рим “карпократианки” Марцеллины. В “Панарионе” Епифания сообщается больше подробностей (глава “Против карпократиан”). Но мне нигде не удалось найти ссылку на “предание Марии, Марфы и Саломии” и указание, что им пользовался Карпократ или его последователи. По-видимому, Пикнетт ссылается на сомнительный источник “Послание Климента Феодору” (о нём ниже). В нём говорится следующее: “Нечистые демоны всегда готовят погибель человеческому роду; Карпократ, ими наученный, используя хитрые искусства, столь поработил некоего пресвитера Александрийской церкви, что от него получил копию Тайного Евангелия, которую и истолковал по злословному и плотскому своему представлению, а также и осквернил, с незапятнанными и святыми словами смешав бесстыдную ложь. Из смеси же этой и произошло карпократианское учение” [Смородинов 79, стр. 154–163]. В том же документе упоминаются Мария, Марфа, Лазарь и Саломея. Из этого текста следует, что Карпократ использовал “Тайное Евангелие Марка”, в котором Мария, Марфа и Саломея играли важную роль, и на нём основывал свою практику.
[8] В гностическом трактате Пистис София, написанном в форме диалогов, Иисус отзывается о Марии весьма высоко. Он говорит ей, что сделает её “совершенной во всех тайнах вещей Высоты”, а также свидетельствует: “Ты – та, чьё сердце тянется к Царству Небесному больше, чем у всех твоих братьев”. Т. е. Иисус ставит её выше учеников мужчин. Также он называет её “Плеромой из Плером и Совершенством всех Совершенств”, т. е. Полнотой (=“Всем”) (Пистис София I. 17,19).
[9] Мне могут возразить, что ранее, в главе 11:1 и сл., непосредственно связанной с повествованием о Вечере в Вифании, Мария названа сестрой Марфы, но нигде не называется Магдалиной. Однако я считаю, что вся гл. 11, в которой описано воскрешение Лазаря, является вставной в первоначальный текст Евангелия, в котором данный эпизод, по всей видимости, отсутствовал, а личность Лазаря – вымышленной (см. ниже раздел “Воскрешение Лазаря”). Создаётся впечатление, что интерполятор действительно преследовал цель отделить Марию Магдалину от Марии, сестры Марфы, проживавшей в Вифании. Отсюда и возникли церковные объяснения, согласно которым это были два разных лица. Однако западные отцы церкви, надо отдать им должное, были всё-таки более внимательны при комментариях и отождествляли Марию, сестру Марфы, с Марией Магдалиной на основании того, что она “сберегла” то же самое миро, которое употребила в Вифании, для погребения. Поэтому и пришла на гробницу, неся это благовоние.
[10] Песнь Песней – поэтическое произведение несомненно Ханаанской, а не еврейской культуры. Раввины долгое время сомневались в её “каноничности”, поскольку в ней ни разу не упоминается имя Яхве – необходимый атрибут священной Израильской письменности. К сожалению, комментарий Ипполита на Песнь Песней на русский язык до сих пор не переведён. Подробный пересказ мест из Ипполита, касающихся нашей тематики, см. [Хоскинс 90, стр. 95-99].
[11] Мария из Вифании – 4 июня; Мария Магдалина – 22 июля; грешница из Луки – среда пасхальной седмицы.
svardat.wordpress.com 
У гностиков «чертог брачный» — это андрогинат в едином теле. Сульфур + Ртуть. Ничто не отбрасывается во вне.
НравитсяНравится